Запомнить сайт | Связаться с администраторомНаписать письмо

 

Николай Михайлович Языков

(биографическое описание по изданию "Стихотворения Н.М. Языкова", Спб, 1858)

Периоды:
1803 - 1829
(Место и год рождение Языкова. Его воспитание и дерптская жизнь. Успехи его в литературе и безуспешность в университете)
1829 - 1846
(Жизнь в Москве и деревне. Определение на службу и отставка. Намерение основаться на постоянное житье в деревне. препятствие — болезнь. её усиление и продолжительность. Лечение за границей. Возвращение в Москву. Новая болезнь. Кончина. День и место погребения. Значение его в литературе.)
 

1829 - 1846

Жизнь в Москве и деревне. Определение на службу и отставка. Намерение основаться на постоянное житье в деревне. препятствие — болезнь. её усиление и продолжительность. Лечение за границей. Возвращение в Москву. Новая болезнь. Кончина. День и место погребения. Значение его в литературе.

Из Дерпта Языков переехал жить в Москву; с 1829 по 1832 год прожил в ней безвыездно. Цветущий здоровьем и красотой, с независимым состоянием, он жил в Москве чрезвычайно уединенно: безвыходно, даже безвыездно сидел дома и в полной власти собственного своего произвола1. В эту пору он решился поступить на службу: 12 сентября, 1831 года, состоялось его определение в Межевую Канцелярию. Служба однако не заняла и не завлекла его: почти при самом вступлении в должность, он стал смотреть на нее, как на помеху его занятию, которое шутливо между друзьями называл стихописаньем. Такой взгляд на службу скоро перешел в убеждение, а убеждение не замедлило перейти в дело: 18 ноября, 1833 г., видим Языкова уже уволенным от службы по прошению в чине коллежского регистратора. Главным побуждением к такому поспешному выходу из службы было сильное, решительное желание Языкова навсегда поселиться в деревне, усесться на одном месте, чтобы вполне и свободно предаться своим любимым занятиям: по его понятию, кочевая жизнь не благоприятствует поэтической деятельности в России; по его убеждениям, необходимо иметь оседлость, быт уединенно-поэтический и много другого, чтобы муза его вовсе предалась своей милой страсти, принесла плоды многие, и прославилась славно. Этому благородному плану однако не суждено было исполниться: болезнь, открывшаяся в 1831 году слабыми, незначительными припадками, в 1833 г. начала усиливаться довольно значительно; боли от солитера, расстройства спинной кости и печени увеличились уже до того, что нужно было серьёзно подумать о лечении; и постоянная жизнь в деревне оказывалась несбыточной мечтой. Для облегчение страданий он нашелся вынужденным бывать часто в Москве, съездить в Пензу к славившемуся там гомеопату Петерсону. Во дни облегчение от недуга, Языков брался за свое дело, замышлял большие труды; деятельно участвовал в Московском Наблюдателе, на страницах которого помещено между прочим и его возвышенное послание к Д.В. Давыдову. В эту пору, именно в 1836 году, он льстил себе надеждой на продолжительную деятельность: «да, я опять расписался, — говорил он своему товарищу Вульфу, и теперь кажется надолго, принимаюсь и за большие труды, полно мне, так сказать, мелочничать. Впрочем, да не смущается сердце твое — послания у меня всегда будут писаться — только что они будут уже незначительны—вот главное! Теперь жизнь моя чрезвычайно благоприятна стихописанию: уединенная, как нельзя больше, тихая, привольная и сельская — и хвала за то провидению, хозяйство мое так хорошо устроено и так долго шло хорошо, что я совершенно независимо могу предаваться любви своей.» Так думал и располагал в душе Языков в апреле 1836 года, но не так случилось на деле: коренная постоянная болезнь его еще более стала усиливаться, и осенью 1837 г. к ней присоединилась новая — сильная простуда, от которой он пролежал на одре болезни до мая 1838. С трудом перевезли его в Москву, где медики присоветовали ему путешествие в Мариенбад. Оправившись от простуды, Языков в августе выехал из Москвы на мариенбадские воды. Там пробыл он почти два месяца, пил брун, купался в воде и грязях, но все без пользы; по окончании курса, отправился в Ганау к знаменитому доктору Копу. Коп обещал поставить его на ноги и сделать молодцом к осени 1839 года; но как и на сколько оправдались смелые, утешительные обещание добродушного врача, тому лучшим доказательством служит вся заграничная пятилетняя жизнь Языкова, проведенная, по его же словам, под ферулою медицины, полная тягостными переездами от одного места к другому, томительными пережиданиями и отдыхами от одного лекарства до другого. За границей, состояние здоровья его порою было таково, что он не мог порядочно пройти по комнате, взойти на лестницу без провожатого, прочесть страницы и написать пяти строк, не почувствовавши одышки; но были дни, хотя и редко, когда болезнь уступала искусным усилиям врача и благому действию целебных вод: в такие счастливые дни тоскующий по родине поэт охотно принимался за стихи. К этому периоду жизни относится замечательная его пьеса «к Рейну» и несколько элегий, из которых в одной ясно высказалась поколебавшаяся его надежда на выздоровление от заграничного лечения:

«Бог весть, не втуне ли скитался,
В чужих странах я много лет!
Мой черный день не разгулялся
Мне утешенья нет как нет!
Печальный, трепетный и томный,
Назад, в отеческий мой дом,
Спешу как птица в куст укромный
Спешит, забитая дождем.»

Да, черный день его не разгулялся, втуне пять лет скитался он по чужим странам: изможденным, с тою же, но еще более усилившейся болезнью воротился он в Москву в августе 1843 г. Здесь он поручил себя наблюдению своего старого дерптского товарища, профессора Иноземцева. Искусство знаменитого московского врача с трудом поддерживало разрушавшееся здоровье поэта, который услаждал горечь своих страданий религиозными размышлениями, чтением священного писания и отечественной истории, беседами с близкими и друзьями. Плодом этих дум, занятий и бесед остались несколько посланий и прекрасные религиозные стихотворение «Землетрясение и Сампсон»
В половине декабря 1846 года Языков простудился; к застаревшей 15-летней болезни присоединилась горячка. Он счел ее за предзнаменование своей близкой смерти. Напрасно друзья старались разуверить его в таком печальном убеждении; он был непоколебим, и серьёзно стал готовиться к смерти: пригласил священника совершить последний долг христианина, сделал нужные, похоронные распоряжения, назначил даже кого пригласить на свои похороны, и заказал блюда для похоронного обеда.
26 декабря к общему прискорбию оправдалось грустное его предчувствие смерти; в шестом часу вечера Языкова не стало: он скончался тихо и незаметно для его окружающих. 30 декабря, родные, друзья и почитатели похоронили его в Даниловом Монастыре между могилами двух памятных наших людей — Венелина и Валуева.
На память об Языкове остались для нас его стихотворения, из которых многие (Две картины, Ливония, Вечер, Пловец, Чужбина, Землетрясение, Сампсон, Подражание псалму XIV, Жар-Птица и др.) блещут истинной красотой, исполнены художественности, за которые он, как самобытный талант, займет по праву видное и почетное место в ряду литературных деятелей пушкинского периода, и с которыми имя его будет всегда жить в истории нашей словесности. Печатавшиеся при жизни поэта то в периодических изданиях, то отдельными книгами, они не раз были предметом и восторженных, превыспренних похвал, и едких, саркастических порицании; ныне, издаваемые вполне, почти 11 лет спустя после смерти автора, они, конечно, найдут суд более беспристрастный и справедливый; предохранят ценителей-читателей и от чрезмерной выспренности льстивых похвал и от желчи беспощадных порицаний.
В полном собрании сочинений Языкова, за исключением пьес «Жар-Птица», «О пастухе и диком вепре», «Отрок Вячко», «Сержант Сурмин»,«Странный случай», «Встреча Нового года», все остальные пьесы принадлежат роду лирическому; следовательно на суд публики Языков предстает, как поэт лирический.
Что же и как пел Языков в своих лирических песнях? — На эти вопросы, думаем, всего лучше отвечать его же собственными словами. Языков сам называл себя голосистым певцом пиров, хмеля, прелести сует, пивцом вина, дружбы, прохлад и шалостей любви нескромной: действительно, больше всего и чаще всего он воспевал счастливыми стихами харит, вино, дружбу и покой. Стало быть, поэзия юности была вдохновительницей его песен, была главным мотивом его стихотворений; такой строй лиры слышится особенно в пьесах дерптского периода жизни поэта. Отсюда понятно, почему между его стихотворениями в таком обилии встречаются песни анакреонтические и дружественные послания. Но сколько бойкости, живости, силы и разгула блещет в его стихотворениях! Какою теплотой, искренностью проникнуты его послания, и как часто в них, кроме своих личных отношений к друзьям. поэт умеет высказать нам многое, что составляет не уединенный, исключительный интерес кружка, но интерес общий, важный для всех и каждого! Но этой ли одной сферой ограничивалась поэтическая деятельность Языкова? Конечно нет. С переселения из Дерпта в Москву, во время его странствий по целебным водам, в годы тяжких страданий от сокрушительного недуга, разгульный строй его лиры нередко менялся на важный и торжественный; вместо игривых, разудалых песенок слышались спокойные, величавые и благоговейные песнопения отчизне и религии. И эти патриотические и религиозные песнопения ближе знакомят нас со всею силой могучего таланта Языкова, и невольно заставляют грустить о его ранней смерти. Каким могучим словом поэт делился в них своими священными думами (Сампсон, Землетрясение, подражание псалмам и др.)! К сожалению, количество стихотворений в этом роде слишком незначительно; они составляют самую малую их часть: оттого в глазах ценителей много проигрывает поэтическая деятельность Языкова, по преимуществу сосредоточенная в пьесах анакреонтических и дружеских посланиях. Ограничиваясь такою неширокой областью, поэзия Языкова не представляет нам роскошного богатства и пленительного разнообразия в своем содержании: это — её существенный недостаток. За то, внешняя сторона её — стих, полный неподдельной красоты, составляет гордость музы Языкова. Гармония, сила, музыка стихов слышится всюду в его творениях: это признают за ним все единогласно, даже порицатели его. Чтобы ни избрал предметом своего стихотворение — разгульную ли пирушку, картину ли природы, историческое событие или священную былину, — Языков везде является чудным мастером стиха и великим художником слова. «И недаром,—заключим справедливыми словами Гоголя,— пришлось ему имя Языков. Владеет он языком, как араб диким конем своим, и еще как бы хвастается своею властью. Откуда не начнет период, с головы ли, с хвоста, он выведет его картинно и заключит так, что остановишься пораженный.»

Предыдущий период жизни Н.М. Языкова


1 Пис. к Вульфу 1832 г., июля 30.

На правах рекламы:

Купить гроб в саратове сколько стоит гроб.

 

Все права защищены © 2007—2024